Славянские сказы и сказки знакомили с мифологией, а значит и c устройством мира, с основными законами жизни, с предназначением разных живых существ и человека, с особенностями развития отношений внутри семьи.

У наших предков сказы и сказки становились опорой в развитии. И стар, и млад искали и находили в них ответы на многие вопросы, которые задавала жизнь.

Пусть и вам эти волшебные сказы откроют мудрость и заветы наших предков.

Если и ты хочешь познать мудрость и смысл всем известных русских сказок, передать ее своим детям, рекомендуем пройти семинар «Тайный шифр русских сказок»👇

Сказ о девице Несмеяне и молодце Неждане

Давным-давно, в стародавние времена, на краю зеленых лесов и синих гор, там, где река с рекой сливаются, там, где огни трескучие на праздниках выше неба поднимаются, стоял терем.

И был в том терему небольшой двор, жила там семья, ни большая и ни маленькая – мать с отцом да трое деток, и среди них дочка Всеслава.

Всеслава всем ладна была: и вышивала красиво, и нитку тонкую пряла, и по хозяйству за матерью почти вровень поспевала, косу растила. Вот-вот в девичий возраст прыгнет да женихов станет на двор принимать.

Пошла как-то Всеслава в дальний лес по ягоды, ведь осень уже наступила: рябина свой наряд позолотила и уже поспела клюква. Зашла она в лес, низехонько поклонилась, подошла к старому пню, что будто здесь от самого века стоял – большой, мохнатый, весь искрящийся. Казалось, что камни луны к нему стремятся, вокруг него деревья хороводы на полянке водят – явно лесовиком отмечен.

Подошла она к нему, поклонилась низехонько, поприветствовала Лешего, положила нехитрые требы: краюшку хлеба, густо посоленную да чуток маслица.

Поприветствовала лесного хозяина да попросила: «Лесной Хозяин, меня в лес проводи, дозволь угодьев твоих урвати, ради польги на живот, дабы братьев радовать, дабы родителей миловать, зимой пироги с ягодой готовить да гостей потчевать!»

Зашумел ей в ответ лес, расступились елки, пошла она по лесу.

Идет, любуется красотой дивной, то там, то тут листики над дорожкой поднимаются, как будто сами собой без ветерочка бегут – то подлиственники, малые духи леса играют, вежственных путников привечают, где-то из-за деревьев мохная мордочка лесовика кажется…

Мимо болота пошла – и болото ей в ответ ухнуло, в заводи волн зеленые листья колышутся, словно кто-то плещет под водой, волны на болоте поднимаются, то тут, то там. То мавки да кикиморы в болотных омутах играют.

Ступает она по болоту тихохонько, аккуратненько, идет по слеге, сенной тропинке соломенной, по болоту проложенной, с кочки на кочку, ягоды в кузовок вбирает да не дёркой собирает – аккуратно, рученьками. С ягодки по ягодку листики целёхонькие оставляет, неспелые ягоды не трогает, пускай в свой срок вызревают.

Не заметила Всеславушка, как дошла она до черного камня, что посередь болота стоял. А рассказывали ей родители, что дальше сего камня ходить не надо да и к нему приближаться не след. Ведь когда-то в сей черный камень был обращен человек за то, что вежество не соблюдал, за то, что всяко по-своему кроил.

Слышала не раз Всеслава это предупреждение, жутко ей сделалось.

А тут словно охнуло что-то на болоте. Вздохнуло тяжело да раскатисто, да такой горестный вздох сей был, что жалко стало Всеславушке, словно тоска на сердце поселилась. И показалось ей, что по черному камню слеза каменная скатилась.

Неужто камень плакать может, неужто правда те сказки да байки, что рассказывают старики с дальних деревень про чертов камень?

Удивилась она и шагнула поближеньки, и сама не заметила, как ступила в слегу болотную. Только чаруса и всколыхнулась, трава-мурава глубокой топью обернулась – провалилась Всеславушка на самое дно болота!

Думала уж-мелькнуло, что погибнет она, а нет – открыла глаза, с перепугу охнучи, и оказалось, что стоит она посреди черного леса. Ни ветерочка в нем, все листочки черные, скрученные, деревья не движутся, ни птичьего голоса не слыхать, ни зверя рыскучего не видать, деревья словно мертвые.

Подошла она к деревьям тем ближе…

Что показалось ей березонькой – а то не березонька вообще, а словно камень белый с черными расселинами. Притронулась к стволу – и точно, каменный. Подошла к рябинке, смотрит – то не рябина, то агат-камень стоит, а на нем гранатовые гроздья, как рябина, висят.

Очутилась Всеслава в каменном лесу, и каждое дерево – камень, а под ногами трава-мурава малахитом разливается. Подивилась Всеслава – не должно быть здесь царства Хозяйки Медной Сумерлы, ибо далеко отсюда горы, за самым дальним лесом. Откуда тут царству Сумерлы взяться?

Идет она по каменному лесу, и с одной стороны, глаз-то ее радует, глядящий на каменные деревья, а с другой – жутко становится, все неживое, словно мертвое.

***

Смотрит – впереди черная избушка стоит, агатовым боком блестит. А перед избушкой, у черного колодца черный кот сидит, а возле черного кота бабка сидит дряхлая, чудо-пряжу прядет. Пряжа-то всеми цветами радуги блестит – переливается да так ярко, что соседние деревья озаряет, и становятся те будто живыми, играет в них огонь, что-то светится, и словно веточки колышутся от невидимого ветра.

Подошла она к границе полянки, поклонилась низко:

– Здравствуй будь, старинушка, дозволь мне, нечаянно сюда попавшей, к дому твоему подойти, тебе ответ держать да просьбу свою сказать.

Подняла старушка голову от пряжи, а руки все так и бегают по ниточке, все работу продолжают:

– Что ж, заходи, Всеслава, коль в царство мое попала. Присядь ко мне на лавочку да на-ка пряжу посучи. А пока сучишь-то, и спросить можешь, а я отвечу, коль вопрос мне твой интересным покажется. А коль неинтересен тот вопрос будет, станешь вон деревом, кустом калиновым. Много камней всяких попадало, много вопросов задавали, да все какие-то скушные, ничем меня, древнюю бабку, что уж тысячу лет я живу, не удивляли те вопросы, не радовали.

Села Всеслава, робеет сама, однако руки ловкие да к работе привычные нитку взяли да привычно дело затеяли.

Бежит нитка, да только нитка та непростая – нитка шерстяная, что до этого Всеслава пряла, легко под руки ложилась, легко волосок к волоску сворачивался. А эта нитка колючая да норовит все пальцы порезать, пальцы и гнуться не хотят, нитка та пальцы холодит, сжимает, сердце замирает, когда к прялке прикасается, веретено все уколоть норовит.

Тяжело Всеславе нитку волшебную прясть, а делать нечего, сидит думу думает.

А бабка сидит, на нее глядит хитро, с прищуром, кота черного гладит да усмехается:

– Ну что ж, задавай свои вопросы.

Думала Всеслава про дорогу домой спросить, так, наверное, то каждый спрашивал… Чем же таким удивить бабку?

Думала-думала, а потом вспомнила каменные слезы чертового камня да возьми и спроси:

– Бабушка-сударушка, не знаю, как тебя величать, но, наверное, вещунья ты великая, коль в чудном мире живешь, людей в камень умеешь обращать, нитку радужную сучишь-вертишь. Скажи мне, коль то не тайна, что есть такого в царстве твоем, что и на земле стоит, а все каменно, а человеческими слезами плачет? Да как те человеческие слезы у того, кто с твоего мира пришел, обратно возвернуть, и чтобы каменное отошло, а живое вошло?

Улыбнулась бабка:

– Что ж, чудно говоришь, девица, умеешь загадки загадывать, знаю, о чем ты спрашиваешь – о Чертовом камне печешься. Увидела каменные слезы – что ж, значит, и душа у тебя живая. А знаешь, кто в Чертов камень обращен был?

– Да много рассказывают странники да калики перехожие, да кто ж знает, правду говорят али брешут. Всего не знаю, расскажи, сделай милость!

– Ну что ж, поведаю я тебе…

***

Когда-то давно, когда еще этот лес лишь детинцем был да в семечках в земле сидел, только-только первые росточки пробивал, жил здесь вепский народ.

И славились они тем, что оленей пасли северных, из шкур всякую красоту делали, одежду шили, обувь латали, лыжи делали такие, что наденешь только на ноги, а они сами уж бегут, сами сто верст отмахают и не заметишь!

Жил среди них парень один, Нежданом его звали. Был он неждан да негадан в своей семье, неожиданно рожден, и поэтому матерью был балован, много та ему давала, много ему помогала, все ему блиночки на поле носила. А как парнем сделался, лучшие рубашки ему шила, всё наряжала, словно девицу.

Вот и вышел тот парень балованный, слово свое держать не умеет, смолчать не сумеет, терпеть не может, вежества не знает, все «я», да «я». Как самый первый, как единственный, что в мире этом в лес заходит – низко не кланяется, к костру подходит – языка сдержать не умеет, печь разжигает – доброго слова не молвит, хлеб у матери из рук берет – слов благодарственных не говорит. Везде он лишь о себе пекся.

И вот пришла ему пора жениться.

Долго он крутил ус, девок выбирал: эта не стройна, эта не высока, эта низехонька, эта криворотенька, у этой коса не толста, у этой не круглы бока. В каждой изъян находил, ни одна ему по сердцу не пришлась, на скольких смотринах был, на скольких вечёрах перебывал, в скольких хороводах бывал – все нос воротил, все какую-то особую царицу искал.

И вот раз на Купалу, решил Неждан не просто плот пустить, где поставит дары суженой, а в божественный мир попасть да загадать царицу неземной красоты сыскать. Сделал он не как все парубки – малые плотики с подарками для Богов да для суженых – а огромный плот. Украсил его многими огнями да сам на нем под венками и схоронился.

И вот свершилась купальская ночь, и начался великий водоворот, зацвел папоротников цвет, засиял в лесу среди костров…

А в Купалу – все знают – как зацветет папоротник, так на реке волшебство случается.

Плотики, что женихи пускают, и венки, что весты зовущие своих женихов делают, с великого водоворота попадают в иные миры. И короткими путями да тропами, иной раз через тысячу верст, через тысячи дорог суженых женихам да вестам находят.

Поплыли венки да плотики по реке, ища своих суженных. Поплыл и Неждан на плоту своем. Водоворот открылся, и Неждан в подземное царство провалился, и оказался он в каменном царстве.

***

Пошел Неждан по каменному царству, ничему не удивляется, как хозяин у себя – ветки каменные ломает, на землю их бросает, самоцветы отколупывает, цветы ногами сбивает, каменные шляпки мелким крошевом каблучком топтает. Идет себе хозяином – увидел он терем: ни богат ни беден, высок, золочен, с семью воротами, каждые ворота из своего камня.

Не поклонился Неждан, ни к кому не обратился, стал двери ломать-открывать да смотреть что там.

За первыми воротами стол с яствами нашел – сел, никого не пригласил, никого не потчуя, хозяев не спрашивая, сам все отведал, попробовал многие кушанья.

За вторыми воротами одежду богатую нашел – свою старую скинул, в новую переоделся, никого не спросясь, ни к кому не обратясь.

Третьи ворота открыл – увидел зелий многих волшебных, чудо-ковер-самолет, сапоги-скороходы, суму переметную да много еще дива дивного. Всего себе набрал, в ковер завернул-скатал, перекинул через плечо да в торбу неприметную кинул, что умела в себя целые дворцы да горы всего вмещать.

В четвертые ворота зашел – чудо-коня увидел, а за ним целый табун коней крылатых. Но кони те к себе не подпустили, громко ржали, копытами били, только хозяину они своему давались, поэтому не смог отсюда ничего взять Неждан.

По всем так он воротам прошелся. В каждую комнату зашел, везде диво дивное видел, везде себя по-хозяйски вел.

А как седьмые ворота открыл да в них зашел, увидел он царевну несметной красоты, пером не описанной. Водами скатными ее волосы с ложа растекаются, жемчугами украшения по ее ланитам разбегаются, жемчужные слезы катятся. Уста ее сахарные, а под косой ее месяц блестит, во лбу у нее звезда горит.

***

Лежит дева ни жива ни мертва, грудь не колышется… Да румянец на щеках краснеет, реснички дрожат, того и гляди очи откроет.

Удивился Неждан, сердце в его груди взыграло. «Вот она, моя суженная» – решил он тут же, ни имени не зная, ни у родителей благословения ни у ее, ни у своих не  спрошая.

Подошел и поцеловал царевну.

Царевна та только ресницами взмахнула, глаза открыла, а в глазах огонь горит, пламя мечется:

– Кто ты, меня разбудил, что ты за молодец, как в царстве моем очутился, что удерзновил уст моих прикасаться? Ты мне не муж, не жених, родительского благословения не спрашивал, как посмел?

А голос грозный у царицы – звенит, да так что кони ржут, так что огонь в печи взмывается выше потолка, так что громовые раскаты по углам слышаться.

Испугался Неждан, в угол забился, блéет что-то несусветное, да разве разберешь в таком грохоте. Нахмурила брови царевна и говорит:

– Ну что ж, раз ты в платье мое оделся, раз ты богатства мои к рукам прибрал, придется тебе отработать за то, что вежества ты не знаешь и никого кроме себя не почитаешь. Будешь у меня 30 лет в служении быть, а коль прогневишь хоть раз, я тебя испепелю, в печи посажу и родителей твоих проучу за то, что вежества не воспитали, за то, что мало тебя в детстве драли.

Сказала так да только дверьми хлопнула, ушла.

Сидит Неждан, печалится, трухнул малясь, не привык он к такому грозному  оклику, не привык ответ держать, за свои деяния отвечать. Сидит, печалится.

***

Долго ли, коротко ли, наступило утро, а может быть, и вечер – нет в каменном царстве ни солнышка красного, ни звезд чистых, ни месяца ясного…

Вернулась царевна да вся в военном облачении, в кольчуге серебряной, в шеломе золотом, в заклепках булатных, и меч-то на поясе ее и не скажешь, что женский – большой, вострый. Необычный лук за спиной, стрелы в нем каленые да разного перебору.

Сдвинула грозные очи царевна и говорит:

– Уезжаю я по делам ратным, свои владенья защищать, во́рогов отгонять, а тебе служба. Коней моих ты уж видел – надо тебе их выкупать, выгулять да всех до одного сберечь, да обратно к вечеру, как нагуляются, в траве-мураве наиграются, в стойло загнать. Да каждого в свой порядок поставить, гривы их расчесать, в косы заплести, ячменя да овса им поднести, да студёной воды дай напиться, каждому по три ведра, да не более.

Сказала и ушла.

***

Делать нечего, придется службу служить, страшно Неждану, но пошел он. А кони грозные ржут, копытами бьют, к себе не подпускают. «Ну, – думает – ладно, как ворота открою, авось сами выбегут, а там вечером нагуляются, небось есть захотят – сами придут».

Взял, отворил разом все стойла, кони-то вышли, да не вышли, а выпорхнули – крылатые ведь. Высоко в небо взлетели, не по траве-мураве кататься – в облаках играть, да и вмиг умчались.

Понял Неждан, что на них ни сбрую не надел, ни двуустки, ни стреножил – как теперь, где коней тех искать?

Пошел по конюшне грустный, не привык он думать долго, сначала делал, а потом лишь думал.

И смотрит – в последнем стойле конь стоит, не конь, а конек. Небольшой, вроде бы с крыльями, да странный какой-то: и горбат, и кос, грива-то у него львиная, нечесаная, до земли да весь цепями опутан.

Подошел Неждан к коню, а тот и говорит человеческим голосом:

– Принеси мне, парубок, ведра водицы студеной из колодца напиться.

Пожал плечами Неждан, пошел, принес одно ведро – выпил конек, принес второе ведро – выпил, третье – и то выпил. Забыл он наказ царевны, так семь ведер перетаскал малому коньку, всё удивляясь, куда это в него сколько вмещается?

А как конек седьмое ведро выпил воды, рванулся что есть силы, пали цепи пудовые с него, все порвались. Заиграл конек, закрутился, зарезвился и говорит:

– Что ж, сослужу я тебе службу, Неждан. За то, что пожалел меня, пригоню я коней царицы моей. Но запомни: каждый конь, что на землю будет спускаться – хватай его за гриву да выдергивай волос, умеешь волос золоченый выдернуть? Станет конь послушен, пойдет за тобой, все сделает, не сумеешь ловким быть, волос не выдернешь – улетит обратно, тогда уж во второй раз и у меня силы не достанет его догнать.

Взмыл конек, только копытами сверкнул в воздухе.

***

И вот стали, как птицы с неба, падать кони, верные царице.

Один упал, Неждан уж кинулся к нему, нелегко было по двору коней крылатых ловить, да сумел – высоко-то и конек малый взлетать не дает – вырвал волос и у первого, и у второго, и у третьего, и у сотого коня.

Устал Неждан, сил уж нет, но кони послушные стали, взял он их за гривы да завел каждого в свое стойло. Хотел уже упасть отдыхать, а говорит малый конек:

– Нет уж, ты смотри, не напоишь каждого их по три ведра воды студеной – упадут кони без сил, ни единый не выживет, все в жемчужины обратятся, а обратно их конями только царица наша сумеет сделать. Неси воду да скорее, пока не стали падать кони от усталости.

И тут пришлось Неждану себя превозмочь, быстрее хватать ведра да бежать, да каждому коню среди этой сотни по три ведра наливать.

Совсем умаялся, хотел было опять упасть да уснуть, как привык у мамушки на сене, от усталости. А конь опять человеческим голосом говорит:

– Смотри, Неждан, надо им гривы да хвосты расчесать, да в косы заплести, а то не смогут завтра кони летать, начнут у них перья из крыльев опадать. Заговорены они словом волшебным, коль ветер из волос их не выпутать, не подымет он их больше в небо.

И опять делать нечего Неждану – надо коней в лучшем виде вернуть.

Взял он расческу, стал каждого коня охаживать-оглаживать, слова добрые говорить, без этого ведь ни один конь не даст чесаться. Стал в косы заплетать хвосты им и гривы.

Пока до сотого коня дошел, уже и руки как плети, а делать то нечего, надо наказ царицын выполнить.

Так уже и солнце село.

***

Тут загрохотал гром, шагнул буланый конь во двор, слезла с него царица в воинском облачении, сняла с себя золоченый шелом, в конюшню вошла твердым шагом.

Смотрит – кони все стоят напоенные, гривы заплетенные, хвосты шелковыми лентами увиты. Смягчилось чело ее, улыбнулась:

– Что ж, добро, справился ты с заданием моим Неждан, но то задание непоследнее. Есть у меня колодец, да пролетал мимо него змей, плюнул туда, и стала вода вместо целебной ядовитой, и не могут больше яблони мои цвести, наливные яблочки давать. Не могут яблочки заливные по блюдам кататься, не могут по блюдам они кататься. И девы вещие, берегини, не могут больше на Русь полететь да увидеть в тех блюдцах волшебных, где сила их нужна, кого спасти, кому помочь, где какую беду превозмочь. Надобно вычерпать яд змеиный из колодца, но то тебе задание на завтра.

И ушла спать в свою опочивальню.

А Неждану делать нечего, коль место не отведено, ведь неучу да неслуху нет особого положения. Пошел он в конюшню к коньку малому, да у его ног так и свернулся.

***

Утром проснулся, только услышав стук да гром – царица уже уехала. А конек малый говорит ему:

– Что ж, задание у тебя трудное, но и тут тебе помогу, коль слушать меня будешь. Но коль возьмусь я тебе помогать, должен ты знать, что меня надо будет 33 года кормить. Только здесь 33 года в царстве особые, они как день один земной пробегают, но столь же трудными, как земные кажутся. Будешь меня поить-кормить лучше себя, коль сможешь, то сможешь и на царице жениться, а коль нет, то пойдет все твое задание прахом.

Делать нечего Неждану, стал он конька холить, лелеять, чесать, ему свою трапезу отдавать, подстилку его лучше своей сделал. А конь, видя старания Неждана, ему и говорит:

– Пойдем к колодцу, знаю я как беду твою да дело справить.

Приводит его конек к огромному колодцу черному, а колодец тот глубок, в нем дна не видно, а зловонье стоит на все царство каменное.

Смотрит – у́тица посреди колодца хрустальная плавает.

Да только тянет к ней руки Неждан, а у́тица словно живая, в сторону-то упрыгивает. Половил, половил, хотел за ведрами сходить, а ведер в хозяйстве царицыном нету ни одного, даже золотого ведерочка не нашел.

Подивился Неждан, снова к колодцу вернулся, снова пытается у́тицу ловить, а та уворачивается.

Смотрит на это конек, смотрит да и говорит:

– Не дастся тебе в руки у́тица бездонная, дна у нее нету, ею и море вычерпать можно с пары взмахов. Ибо у́тица – это сам образ Рода великого – коль родителям ты благодарен, то сама тебе она в руки идет. А коль на родителей обиду в душе держишь, то не дастся она тебе, и не даст силой своей воспользоваться.

Начал Неждан думать, голову чесать да благодарные слова матери да отцу родному вспоминать. Тяжело приходилось, ведь никогда он их не благодарил, ни за какие подарки, ни за какие угощения, ни за каждодневный уход да обращение.

И стал Неждан придумывать и вспоминать, да говорить у́тице те слова, что соседи говорят своим родителям, что в детстве слышал от родителей к их родителям. Чем больше слов он говорил, тем ближе у́точка подплывала и вот уж совсем в руки далась.

Стал он той уточкой колодец черпать, а вода-то в нем тяжелая, уточка вроде и маленькая, с две ладони всего, а как в руки возьмешь, так кажется, что гирю стопудовую поднимаешь.

И давай Неждан смотреть, куда бы эту воду противно пахнущую вылить? Под дерево – так дерево жалко, в траву-мураву – так она малахитовая, красивая, а вдруг умрет?

Тут говорит конек ему:

– Придется тебе ту воду пить, только так можно беду-горе людское да обиды людские друг на друга вычерпать.

Делать нечего, только подносит у́тицу ко рту Неждан и чувствует, что вот вывернет его, уж настолько вода та грязная, противная. А наказ-то царевны выполнить надобно.

Стал он воду ту пить, а дна и конца ей нет, как горю людскому да обидам людским друг на друга.

***

Много воды исчерпал: и мутит его, и крутит его, и нос воротит, и руки трясутся, и ноги не идут, и глаза плачут. И кажется ему, что ломота в костях такая, какую старики не испытывают, ох…

Извелся весь Неждан. Понял он цену обидам да своим поступкам, которые других задевали, понял он цену невежеству своему да словам бранным. Горько на душе стало ни сколько от воды, сколько от воспоминаний, что творил да как жил…

И вот уж дно колодца показалось, смотрит – а там каменный цветок растет, с одной стороны красный, с другой лазоревый, с третьей синий, с четвертой зеленый. Красиво блистает, и от его света, казалось, все оживает.

Взял он тот цветок аккуратненько, вынул со дна колодца, вынес на свет каменного царства, стоит, на него любуется.

А конек малый ему и говорит:

– Поднеси тот цветок царевне, увидишь, что будет!

И тут зажурчала в колодце чистая хрустальная вода, стала колодец тот наполнять, уточка сама подпрыгнула да вновь в колодце очутилась, белым светом заблистала, все цвета радуги в себя вобрала.

Стоит Неждан, удивляется, а тут уж и вечор близко.

***

Вновь гром грянул, спустилась с небес на крылатом буланом коне царевна.

Подходит к ней Неждан, низко кланяется, поясницу-то ломит, ибо никогда он ни перед кем не кланялся, спину не гнул, всех себя ниже считал. А тут смотри, поклонился и не переломился.

Подходит он к царевне, руку ей подает, с коня помогает сойти. Приподняла бровь царица, видела ведь она, каков Неждан был вначале и какой всего лишь на второй день стал, так здесь второй день, а два дня в каменном царстве, что два года на земле пролетели, столько же труда поимели.

И достает Неждан из-за пазухи цветок, что со дна колодца достал, да протягивает царице в руки. А та вся зарделась, схватила тот цветок, к груди прижала, робко так, негрозно на Неждана взглянула да в терем убежала.

Подивился Неждан, тут впервые у него проснулось переживание, что мог его поступок что-то для другого такое сделать, что тому не только радостно, но и больно может стать.

Никогда до этого он не сопереживал, никогда о других не думал, только о себе, о своих чувствах. Не замечал, что может и слеза с другого человека скатиться от слова простого аль от поступка чужого – тонок мир души другого человека, не понят, не познан, как цветок каменный, много граней у него и каждая по-своему прекрасна.

***

Пошел он за царевной, а та сидит, горючими слезами плачет, и те слезы, падая на каменный цветок, срываются лепестком лазоревым и падают на пол.

Где каменный лепесток цветка падает, там все оживает, и трава уже не малахитовая, а обычная, зеленая травка, ласковая да шелковистая. А где цветок каменный стены касается, стена не каменная, а бревенчатая, живой становится, словно сосновая, липовая, золотом древесным, теплом дышит.

И упал лепесток каменный на сердце девичье, и задышала грудь ее, и живыми красками лицо заиграло, а не только каменой красотой заблистало.

Стала она живой, подняла глаза на Неждана:

– Что ж, Неждан, угадал ты тайну мою, сумел горе людское выпить, ведь и я когда-то, как ты была, с каменой душой девка, хоть с красотой царской. За то заколдовала меня великая Богиня Кара, наказала в каменном царстве до тех пор жить, пока свое зеркало не встречу, такого же каменного парубка. И коль сумеет тот каменный парубок меня пожалеть да горе людское осознать да понять, сколько он своими словами причиняет боли, сколько страданий, то оба мы сможем и излечиться одновременно. А коль излечимся да захотим мир изменить, то сможем и каменное царство в живое перекроить. Хочешь ли ты этого, Неждан?

А Неждан и говорит:

– Что ж, действительно, мало я жил, да много беды создал, хочу я с тобой, красавица, коль имя свое ты мне откроешь, честью такой окажешь, каменное царство перепахать да в жизнь его вернуть, а там, глядишь, и до дома сможем дойти. Я перед матерью и отцом повиниться должен за все, что сотворил, за все невежество, что делал. А коль простят они меня, то и благословения у них спросить да к твоим родителям отправиться.

И говорит ему царевна:

– Звали меня когда-то Несмеяной за то, что никогда никого не одаривала я улыбкой женской, сердешной. Но то имя давно простыло да в каменном царстве и осталось, а как сейчас меня называть-величать не знаю. Родителей моих уж давно в живых нет. Но считаю я, что Богиня, что мне урок такой учинила, вроде второй матери, а вот где она живет – ведаю. Коль пойдем мы с тобою к ней, то у нее благословения и спрашивай.

– Что же сделать нам надо, милая, для того, чтоб каменное царство оживить?

– А надо всех коней в каменный плуг запрячь, и коль сумеем мы с тобой вдвоем каменное царство вдоль да поперек перепахать да словами благодарными засеять, то взойдут они золотой пшеницей, цветами лазоревыми живыми, и вмиг тогда вернется в каменное царство Богиня Жива. А когда Жива на каменное царство ступит, тогда зазеленеет все, заалеет все, и окажемся мы в мире не каменном, а живом на Земле.

***

Ну что ж, делать нечего, вывел Неждан лаской да с порукой коней крылатых, подошел к плугу каменному, поклонился низко и плугу, и коням, и коньку малому, что ему помогал, запряг их да без кнута, без понуканий.

Взявшись за ручки плуга, пошли они двое каменное царство перепахивать. Да при каждом шаге слова благодарные говорили: Небу, Земле, Богам, Предкам, духам. Вспоминали всех знакомых, что когда-либо знали, что когда-либо силу им давали, вежественным обращением, доброй трапезой.

И стали из-под плуга золотые колосья вверх подниматься, стали из-под плуга лазоревы цветы рассыпаться, запели птицы каменные, взлетели в небо соловьи…

И с соловьиными трелями небо каменное раскрылося и, словно по золотому лучу, Богиня Жива в него спустилася. В зеленом наряде, в клетчатой поневе, а за ней и Леля в сарафане.

Запели Богини, крылатые Берегини, белыми лебедями слетели, кругом стали, заходили по каменному царству. Зажило, зазвенело оно, живые ручьи потекли.

И вот вдали раздались колокольные звоны, зашумел гром, и покатилась колесница красная, а на красной колеснице сидит-восседает Богиня Кара. Чудная-чудесная, дочь самой Макоши, ведает она всеми веретенами, ведает она, какие узелки Доля да Недоля, сестры ее, завязывают каждому на судьбу да на испытания.

Меч огненный она в руке держит да каждому и отсекает: кому что исправлять, кому что заново проживать, а кому что и много раз проходить, пока ума-разума не наберешься. Учит она от глупости да от лености, от невежества да невнимания, от всякой дурноты, от всякой кривды, учит строго да сурово, да иной раз иначе и нельзя.

***

Подошли девица да Неждан к Богине Каре, низко в ноги поклонились, а та им и говорит:

– Что ж, сотворили вы службу немалую, сами себя нашли, сами себя перекроили, а за то быть вам одновременно вхожим и в царство каменное, и в царство живое. Да знайте – не просто так меж мирами ходить, а иногда свой лик сквозь камень казать тем, кому какой-либо урок пройти надо!

– Да будет так! – сказали они оба.

И с тех пор так повелось на Руси, что Неждан иной раз в камни со слезами обращается и кажется тому, кому надо какой-либо урок познать, кому надо в душе своей что-либо понять.

А супружница его получила имя новое – Звентана. И стала она Богиней лунного камня, и стала она в лунном камне тем девицам казаться, кому надо прекратить самих себя жалеть да быть внимательнее к миру, да научиться радость, улыбку, вежливое слово другим дарить да мужей учить, ибо иной раз и мужчине у женщины поучиться не грех.

С тех пор живые камни по Руси рассеяны…

***

Закончила старинушка сказку, а Всеслава-то и подумала:

– Я еще и не баба, а камень плачущий углядела, неужто в моем роду какой урок понять надо?

Задумалась, сидит-думает, а старинушка на нее смотрит и спрашивает:

– Что девица, из сказа ты поняла? Аль вопрос какой уразумела? Можешь мне одну загадку загадать или ответку узнать, спрашивай.

Думала Всеславушка, думала и спрашивает:

– Бабушка, а если ты та Звентана, что в сказке пробудилась да саму себя и своего супруга перекроила, свою судьбу изменила? Или, может быть, ты Богиня Кара, что каменное царство для людей создала, для того чтобы они камень в своей душе искали да из души вынимали? Чтобы камнем обиды в душе не носили да гордыней камень не взрастили?

Ухмыльнулась старушка да и говорит:

– Верно, Всеславушка, ты поняла, я и Богиня Кара, я и Звентана, я та, которая от веку была всем матерям матерью. А раз ты камень на болоте углядела, то знай – время твое пришло к рубежу да переходу готовиться. Что скоро и в возрасте твоем проявится, да и во всякой женской сути каждый год на свой день рождения Богами урок такой дается – понять, где ты камень на душе носишь, да тот камень с души и отпустить. А как – посмотри на сказку сию, какие способы тебе тут заповеданы?

Тут уж Всеславушка загадки любила и легко разгадала сказки и подсказки, как в любом древнем знании.

Коль заметил, что на душе камень обиды тебя гложет, найди камушек у дороги, да на него надо выплакаться, выговориться да по проточной воде отпустить или в колодец бросить, если с того колодца воду не пьют и стоячей водою он наполнен. А то и на болото отнести, там его на границе миров и оставить.

А коль камень гордыни в тебе пребывает, и мнишь ты себя самым лучшим, самым сведущим да учиться более не желаешь, коль красна у тебя шапка на голове иль седая уж голова – не важно. То тогда можно взять камень, на него гордыню свою вытрясти, выбить из тела, камень по телу покатать да к небесным коням вверх забросить во чистом поле.

Камень сей в небо улетит, с собой гордыню заберет, а тебе урок даст, что в жизни проживать да как от той беды уберечься.

Да много еще каких в сказке подсказок….

***

Долго они, Всеслава и бабушка, обсуждали, а затем пришло время Всеславе на Землю возвращаться, а те уроки с собой забирать.

Вывела ее Богиня Кара из каменного царства, из болота, вернула кузовок с клюквой, дала камешки самоцветные с собой, рассказала о каждом, от какой гордыни да обиды лечит, чему помогает.

Научила сему знанию да заповедала – поскорее расти да знание то людям передавать.

Сказ о девице Несмеяне и молодце Неждане:
к чему приводит эгоизм человека

Что такое эгоизм человека? Почему люди не знают вежества и благодарности.
К чему приводит эгоизм человека.
Чем опасны себялюбие, предпочтение своих личных интересов и пренебрежение интересами общества и окружающих.
Как научиться быть терпеливым, благодарным и не эгоистичным?
Как душу очищать от обид и гордыни.

В дополнение рекомендуем изучить материалы по теме:

📝 Статья «Сказ о беспутном молодце: как найти свой путь в жизни».
📝 Статья «Сказ о женитьбе купца Cвятобора».

П.С. Для тех, кто хочет лучше узнать русский фольклор, предлагаем сборник древнерусских сказов «Сказы о тайне предназначения». Пусть чудо сказочного мира поможет вам по-новому взглянуть на свою жизнь!👇